eto_fake | Гений карьеры: Любимый и главный # Другой мир (Reply)

Гений карьеры. Схемы, которые привели Горбачева к власти

Книга Олега Давыдова «Гений карьеры. Схемы, которые привели Горбачева к власти» представляет собой психоаналитическое исследование судьбы и карьеры Михаила Горбачева. Опираясь на узловые моменты биографии Горбачева, автор вскрывает структуру его личности и обнаруживает поведенческие стереотипы, которые обусловили его стремительное возвышение в рамках партийной иерархии. Это, так сказать, история успеха советского карьериста.

Олег Давыдов
© эссеист

Содержание и введение

Гений карьеры: Любимый и главный

Итак, наш герой родился 2.03.31 в селе Привольном Ставропольского края, но с трех лет уже жил не в родительском доме. «В 30-е годы дед возглавлял колхоз «Красный Октябрь» в соседнем селе, в 20 километрах от Привольного, – вспоминает Горбачев в своей книге «Жизнь и реформы». – И пока я не пошел в школу, в основном жил с дедом и бабушкой. Там для меня вольница была полная, любили они меня беззаветно. Чувствовал я себя у них главным. И сколько ни пытались оставить меня хоть на время у родителей, это не удалось ни разу. Доволен был не только я один, не меньше отец и мать, а в конечном счете – и дед с бабушкой». Здесь речь идет деде и бабке по материнской линии Пантелее Ефимовиче и Василисе Лукьяновне Гопкало. Именно им предназначено было сыграть самую серьезную роль в воспитании будущего генсека. Что же это были за люди?

Миша Горбачев с дедом Пантелеем Ивановичем и бабушкой Василисой Лукьяновной

Дед Пантелей происходил из крестьянской бедняцкой семьи, в 13 лет остался без отца, старшим среди пяти детей. Ветеран Первой мировой. Революция подняла его. Михаил Сергеевич вспоминает, что в этой семье говорили: «Землю нам дали Советы». В 20-е годы участвовал в создании товарищества по обработке земли. В 28-м вступил в ВКП(б) и стал председателем колхоза «Хлебороб» в родном селе Горбачева Привольном. В 30-е председательствовал в колхозе «Красный октябрь», потом – заведовал районным земельным отделом. На этой должности летом 37-го Пантелея Ефимовича и застал арест. Обвинение: участие в контрреволюционной правотроцкистской организации. Пантелей Гопкало под пытками все отрицал, но его, конечно, все равно бы расстреляли, если бы помощником прокурора края не оказался порядочный человек… Короче, в декабре 38-го деда освободили, а в 39-м он опять стал председателем колхоза.

Бабушка Василиса несколько юмористически относилась к занятиям своего благоверного. Когда Миша спрашивал ее: а как это было, когда дед создавал колхоз? – она отвечала: «Всю ночь дед твой организует, организует, а наутро – все разбежались». Именно так она говорила или внук непроизвольно искажает ее слова, привнося в них какой-то «привычный вывих» своего сознания, но только приводимое президентом высказывание Василисы Лукьяновны является парадигмой всех его перестроечных начинаний. Ведь основные претензии критиков к генсеку-освободителю сводятся к тому, что он «организовывал, организовывал», ан глядь – уже «все разбежались», в конце – даже союзные республики…

Василиса Лукьяновна верила в Бога. В доме, где Миша рос, были иконы, горела лампадка. А чуть ниже – портреты Ленина и Сталина. Это – от деда, державшего в доме еще брошюрки коммунистических классиков от Маркса до Калинина. Совершенно постмодернистское сочетание элементов православной религиозности и коммунистической идеологии. Выпуклый символ того культурного интерьера, в рамках которого протекало дошкольное развитие открывателя «нового мышления».

Представим картинку: в раннем детстве Миша видит перед собой пример деда, партийно-хозяйственного деятеля районного масштаба. Дед что-то там делает. Организует, руководит, раскулачивает, сбивает крестьян в колхозы, растет в чинах, читает партийные книжки (или только делает вид?), участвует в пропагандистских компаниях (все это неизбежно). Но вдруг ни с того ни с сего верного сталинца (он даже после чекистского застенка считал: «Сталин не знает, что творят органы НКВД») забирают. Горе в семье. Насмешка неба над землей… Не зря, видно, православная бабушка всегда относилась к организационно-идеологическим увлечениям мужа немного скептически.

Что все это значит конкретно, ребенок пока еще не понимает – слишком мал. Он только видит все и мотает на ус – впитывает поведенческие стереотипы деда, учитывает скептицизм бабушки по поводу некоторых его организаторских усилий и на всю жизнь запоминает тот ужас, которым все это кончается перед поступлением в школу… После ареста деда «даже соседские мальчишки избегали общения со мной, – жалуется Михаил Сергеевич и добавляет: – Меня все это потрясло и сохранилось в памяти на всю жизнь».

Гений карьеры: Другой мир

Чтобы объяснить, что дала Советская власть крестьянству, бывший генсек рассказывает, что в детстве он еще «застал остатки быта, который был характерен для дореволюционной и доколхозной деревни»: беспросветную бедность, чудовищную антисанитарию, «а главное – тяжелый изнурительный труд». Так жили и в доме Андрея Моисеевича Горбачева, дедушки по отцовской линии. Когда его старший сын Сергей женился в 29-м на Марии Пантелеевне Гопкало, молодые поначалу жили именно в этом доме. Потом отделились.

Фото деда Горбачева по отцовской линии (деда Андрея) найти не удалось.
Может быть, некоторое представление об этом человеке даст фото его сына,
Сергей Андреевич Горбачева в пожилом возрасте

О деде Андрее известно, что он «характером был крут и в работе беспощаден – и к себе, и к членам семьи». В отличие от деда по матери он не был склонен к общинному бытию: «Коллективизацию дед Андрей не принял и в колхоз не вступил – остался единоличником». Именно в таком качестве едва сводил концы с концами (трое его детей умерли от голода 1933 года). В 34-м он не выполнил план, спускаемый властями единоличникам, и загремел как «саботажник» на лесоповал в Иркутскую область. Работал отменно, принудработы закончил досрочно с двумя почетными грамотами ударника труда. Вернулся и сразу вступил в колхоз. Перековался. Угрюмый индивидуалист, ударенный жизнью, он старался держаться подальше от людей, но работал все так же отчаянно.

Президент ничего не говорит о том, какова была обстановка в семье его родителей после того, как они отделились от Андрея Моисеевича и стали жить самостоятельно; бедствовали ли его отец и мать точно так же, как члены семьи деда Андрея, или жили чуть лучше. Скорей всего – бедствовали. Об этом можно судить хотя бы по тому, что Мишины родители были довольны тем, что их трехлетний сын поселился в доме дедушки Пантелея, где условия были несомненно более сносные (как никак – председатель колхоза). Но в 37-м с дедом случилось несчастье, что означало конец золотому житью.

То есть детство Горбачева четко разбивается на три периода, разделенных травмирующими ситуациями. От рождения до трех лет (возможно, немного меньше) он рос в доме родителей. Переход к бабушке с дедушкой – поначалу, конечно же, травма. Ребенок еще слишком мал для того, чтобы понимать, что его отправляют в другой дом для его же блага (дед Андрей уже в ссылке). Он воспринимает это как предательство родителей, в первую очередь – матери, с которой он все еще накрепко связан. Последствия такой травмы могут остаться на всю жизнь. Во всяком случае, у Горбачева они остались. Именно неизжитой травмой резкого отрыва от матери следует объяснить (и оправдать) тот холодок, который был у Михаила Сергеевича по отношению к своей родительнице. Недоброжелатели обычно объясняют это тем, что у Раисы Максимовны сложились с ней плохие отношения, но вскоре нам придется увидеть, что все здесь гораздо сложней и интересней.

Второй период – жизнь в доме Пантелея Ефимовича – заканчивается травмой, нанесенной арестом деда. Эта травма была столь болезненна, что, достигнув высоких партийных чинов и имея возможность затребовать следственное дело деда, наш герой не сделал этого – «не мог перешагнуть какой-то душевный барьер». Прочитал дело только в 91-м после того, как сам посидел под арестом, но об этом мы поговорим напоследок. А сейчас – о третьем периоде детства. Он протекал в основном в Привольном, в доме с роскошным садом. Вроде все начало налаживаться, но – грянула война. Дед ушел за линию фронта, отец – на фронт. Мальчик остался с матерью. Жизнь постепенно превратилась в какое-то первобытное существование, в повседневный процесс выживания, когда нет самого необходимого – ни тепла, ни еды, ни обуви, ни одежды. Ее приходилось изготовлять самим – сеять коноплю, мочить ее, трепать, сучить нить, ткать, шить… Первобытная жизнь в чистом виде.

Таковы эти три различных периода. Получается интересно: все, что связанно с домом родительским, описано мрачными красками. И напротив – жизнь в доме деда Пантелея описана красками радужными (даже арест Пантелея Ефимовича бросает макабрический отсвет на жизнь именно в родительском доме, а не в дедовском). Насколько это отражает реальное положение дел, сейчас уже трудно сказать, ведь мы имеем дело с детскими воспоминаниями, а ребенок (живущий во взрослом), не анализирует причин того, почему ему здесь хорошо, а там плохо – то ли мать его чем-то обидела (а чем – он уже и не помнит), то ли в хате у деда действительно было чище, сытней и просторней, а скорее – все вместе и плюс – еще что-то. Дитя просто стремится туда, где ему лучше.

Да собственно, нам и неважно, как было на самом деле с этим «лучшим» и «худшим», это ведь дело историков, а мы здесь больше интересуемся психическими феноменами, устройством души человека, в корне изменившего жизнь в обитаемом космосе. Для дальнейшего анализа необходимо лишь зафиксировать факт: из детства президент вынес некое смутное представление о двух разных мирах, которые можно условно назвать «Миром деда Пантелея» (общинным, председательским) и «Миром деда Андрея» (мир склонных оставаться единоличниками родственников отца). Предпочтение Горбачев отдает первому. Сколько ни пытались Мишутку оставить хоть на время у родителей, это не удалось ни разу.