Это фейк?

Юнити Валькирия Митфорд (англ. Unity Valkyrie Mitford, 8 августа 1914 Лондон — 28 мая 1948, Обан) — дочь британского аристократа Митфорда, сторонница идей национал-социализма, поклонница и любовница Адольфа Гитлера

Начинаем публиковать любезно присланную автором - историком и писателем Владимиром Мещеряковым новую (06.2012 г.), во многом расширенную и доработанную редакцию его знаменитого исторического расследования - «Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины».

Глава 38. Куда же полетел Гесс?

У нас получилось, и я ранее говорил об этом, что Гесс пройдет, как бы, красной нитью через всю работу. Поэтому, как начали расследование о нашей «пятой колонне» с Гесса так им и завершаем первую часть данной работы. Разумеется, что это было сделано не преднамеренно, а получилось исходя из логики данного расследования.

Продолжим рассмотрение этого «таинственного» перелета немецкого партийного деятеля, которое не дает покоя многим историкам, и по сей день.

Рассмотрим некоторые «детали» «перелета» Р.Гесса в Англию. Кроме анализа устоявшихся версий об этом деле предлагаю взглянуть на сам перелет под другим углом зрения. Если читатель не утомился Гессом, которому ранее было посвящено немало страниц, то, как говорится, милости просим к прочтению этой главы.

Советский Военно-Морской флаг на фоне поверженного рейхстага. 1945

Своеобразные задачи были у советского командования. Свою военно-морскую базу отдали на растерзание врагу, зато побомбили вражескую. Что по такому случаю вспоминал лично адмирал Трибуц?

Видимо, он подумал: зачем утомлять читателя разными подробностями, тем более что об этом уже упоминал начальник штаба? Лаконичным военным языком (словно резолюцию наложил на документ), пояснил существо дела.

«Перед полуднем 22 июня мне позвонил М.С. Клевенский:

- Наши части отступают на Ригу, базу удержать трудно.

Он просил помощи. Увы, мы ничем не могли помочь Лиепае(?) – войск в нашем распоряжении не было. Не приходилось рассчитывать и на округ – враг, потеснив войска 8-й армии, прорвался уже к Шауляю. На Лиепаю по прибрежной дороге наступала отборная, имеющая двухлетний боевой опыт 291-я пехотная дивизия врага. В дивизии насчитывалось до 17 тысяч человек, ее усиливали подразделения морской пехоты, поддерживали танковые, авиационные и артиллерийские части».

А что, немецкую дивизию защитил бы от бомбежки нашей авиацией её двухлетний  боевой опыт? Или же высокое Балтийское начальство постеснялось причинять неудобства немецким «ветеранам» войны? Кроме того, руководство Либавской базы попросило помощи еще 22 июня, а наши авиаполки  «прохлаждались» на аэродромах еще пару дней. Что же касается отсутствия нашей истребительной авиации по прикрытию бомбардировщиков, то ее же заблаговременно переместили к границе, чтоб подставить под удар немцев. Остатки, как помните, перелетели под Ригу. Вообще, можно сказать, что этот боевой вылет двух бомбардировочных авиаполков, на фоне царящих в то время всяческих безобразий, вполне можно считать очень даже удачным, так как без истребительного прикрытия, проведя боевую операцию, вернулись без потерь. Конечно, эту операцию можно поставить и в плюс, но, разумеется, не командованию Балтфлотом, а исключительно летному составу авиаторов.

Уважаемый читатель, в свете изложенного не вызывает ли у вас чувство легкого недоумения воспоминания адмирала Трибуца? Начальник штаба так его расхваливал за оперативное руководство. Даже, припоминает, что тот, озаботился, –  самолеты высылал для помощи Либаве, и штурман Хохлов подтвердил: действительно, летали.

Советский Военно-Морской флаг на фоне поверженного рейхстага. 1945

Немного отвлечемся от полета нашей авиации. Им еще долго лететь.

Тут с нашими кораблями на море приключилась беда. Дело в том, что крейсер «Максим Горький» и три эсминца («Гневный», «Гордый», «Стерегущий») из Отряда легких сил, в ночь на 22-е июня вышли из Усть-Двинска (юг Рижского залива) на боевое задание курсом на север. В это время Отряд минных заградителей и эсминцев под флагом ко­мандующего эскадрой КБФ контр-адмира­ла Д.Д.Вдовиченко начал постановку оборонительного минного заграждения в устье Финского залива. Для прикрытия его от уда­ров кораблей противника со стороны моря и вышел отряд данных кораблей из-под Риги.

Нашему командованию минами бы закидать фарватеры у ближайших  вражеских баз, в том же Мемеле, а они сыпанули их около своей, Таллиннской. Понятное дело, что выполняли установку высокого начальства – защитить свою базу с моря.

А получилось так, о чем сказал выше. Немцы, озаботились нашими проблемами, чуть раньше, 21-го июня, и опередили наши корабли, произведя уже свои минные постановки у нас под носом. Плохо, конечно, что сделали они свое дело по-тихому, поэтому и кончилось все для нас трагично.

А с другой стороны,  с чего бы это немцам церемониться-то? Ноту же вручили Молотову. Считай, что Германия уже находилась в состоянии войны. А победителей, как говорят, не судят.

Крейсер «Максим Горький», и один из эсминцев «Гневный», в данной боевой операции, напоролись на немецкие мины, о которых говорилось выше. Так как этот факт был из разряда, отнюдь, не радостных, как и всё то, что было связано с этим делом, военная цензура тех лет, предпочла особо не афишировать данное происшествие.

Поэтому трудно сказать, какие корабли мог увидеть сверху Петр Ильич Хохлов. Дело в том, что один крейсер (из двух на Балтике) из отряда легких сил «Максим Горький» уже с оторванным носом медленно двигался к Таллиннскому рейду. А вот был ли другой крейсер из состава Балтийского флота – «Киров», в данном районе, под вопросом? Может нашему военному ведомству захотелось нарисовать более радостную картину событий на Балтике по первым дням? Хотеть – не вредно. К тому же после войны в палитре «художников» из Воениздата наличествовали, преимущественно, голубые и розовые тона.

Приведу отрывок из книги А.И.Зонина «Верность океану». Очень интересная зарисовка начала войны. Наша «пятая колонна» уже в действии. Обозначила себя, как буек, определяющий границу между своими и чужими.

Советский Военно-Морской флаг на фоне поверженного рейхстага. 1945

Давайте, по началу, ознакомимся с документом, вышедшим из недр Главного политического управления РКВМФ летом 1941 года.

ДИРЕКТИВА

ГЛАВПУ РКВМФ ЧЛЕНАМ ВОЕННЫХ СОВЕТОВ И НАЧАЛЬНИКАМ ПОЛИТУПРАВЛЕНИЙ ФЛОТОВ, ВОЕНКОМАМ И НАЧАЛЬНИКАМ ПОЛИТОТДЕЛОВ ФЛОТИЛИЙ, СОЕДИНЕНИЙ, УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ И СПЕЦУЧРЕЖДЕНИЙ
О ПОВЫШЕНИИ ПЕРЕДОВОЙ РОЛИ КОММУНИСТОВ И КОМСОМОЛЬЦЕВ В БОЯХ С ВРАГОМ И УСИЛЕНИИ БОРЬБЫ ПРОТИВ ТРУСОВ И ПАНИКЕРОВ 
№ 51 cc 8 августа 1941 г.

(приведено в сокращении)

Истекшие полтора месяца боев кораблей и частей Рабоче-Крестьянского Военно-Морского флота с фашистскими захватчиками показали, что абсолютное большинство командиров, политработников и краснофлотцев мужественно, храбро и стойко сражаются с заклятым врагом и, преодолевая трудности и лишения, самоотверженно, не щадя своих сил и самой жизни, бьются за каждую пядь советской земли и ее морских границ. Ширятся и становятся подлинно массовыми образцы героизма и боевых подвигов командиров, политработников и краснофлотцев во славу Советской Родины.
Однако наряду с этим имели, а на некоторых кораблях и в частях продолжают иметь место позорные случаи оставления своих боевых постов, трусости, панического бегства с корабля и со своих позиций отдельных командиров, политработников и краснофлотцев, в том числе коммунистов и комсомольцев, забывших свой долг перед Родиной, данную ими перед лицом народа Советского Союза священную клятву - военную присягу.
Бывший командир Либавской ВМБ контр-адмирал Трайнин, бывший начальник штаба Либавской ВМБ капитан 1 ранга Клевенский и командир Виндавского укрепсектора полковник Герасимов проявили позорящую звание командира трусость и паникерство, преступное бездействие власти, допустили развал управления частями базы. Трайнин, Клевенский и Герасимов отданы под суд военного трибунала… 

Трусы и паникеры с партийным или комсомольским билетами - самые худшие враги, изменники Родины и делу Коммунистической партии.

Беспощадная борьба и расправа со всякими дезорганизаторами - с паникерами, трусами, дезертирами и распространителями слухов и восстановление железной воинской дисциплины - священный долг политорганов и военных комиссаров, каждого командира, политработника и краснофлотца, каждого коммуниста и комсомольца.

Приказываю:

Советский Военно-Морской флаг на фоне поверженного рейхстага. 1945

О работе Главного морского штаба

«Контакт с Генштабом я считал особенно важным потому, что И.В.Сталин, занимаясь военными делами, опирался на его аппарат. Следовательно, Генштаб получал от него указания и директивы, касающиеся и флота».

При прочтении многих мемуаров крупных военачальников, ни разу не встретишь раскаяния по поводу того, что, дескать, я ошибся, а Сталин в этом вопросе оказался прав. Сталин всегда, выглядит вечным двоечником, в лучшем случае троечником, который бесконечно ошибается в отличие от непогрешимых военных.

Но, ведь, связь военных и Сталина, всегда была двухсторонней. Не мог же Сталин принимать решения, без учета данных, представленных Генштабом сухопутных войск и Главным морским штабом. В основном, на базе этих данных, Сталин, как руководитель государства и принимал решения. Или у товарища Сталина имелся, кроме всего прочего, еще и личный Генштаб, с Главморштабом в придачу? Это же, вы, товарищ Кузнецов представляли сведения наверх, Сталину, обо всех флотских делах. И уверяли истово, что если кто к нам сунется непрошенным гостем, встретим, как полагается, по-русски. Сам же писал, что враг понимает только силу кулака. Теперь же, после 1953 года, выяснилось, что Сталин кругом виноват, даже, и в морских делах.

«В бытность» начальником Генштаба Бориса Михайловича Шапошникова у нас с ним установились спокойные и деловые отношения. Удовлетворяли нас и отношения с К.А.Мерецковым, который возглавлял Генеральный штаб с августа 1940 года. Кирилла Афанасьевича я немного знал еще по Испании, потом встречался с ним, когда он командовал Ленинградским военным округом. Мы всегда находили общий язык. Мне приходилось решать с ним ряд вопросов, например об усилении сухопутных гарнизонов Либавы и Ханко, о взаимоотношениях Балтфлота с Прибалтийским военным округом. И мы как-то легко договаривались.

К.А.Мерецков был начальником Генштаба всего несколько месяцев. 1 февраля 1941 года его сменил на этом посту генерал армии Г.К.Жуков. Я ездил к нему несколько раз, но безуспешно. Он держал себя довольно высокомерно и совсем не пытался вникнуть во флотские дела».

Советский Военно-Морской флаг на фоне поверженного рейхстага. 1945

Но вернемся к этой, якобы, встрече нашего героя со Сталиным.

«В кабинете Сталина кроме членов Политбюро находился Нарком обороны. На столе развернуты карты. Как я понял, речь шла о строительстве оборонительных рубежей в районе Вязьмы. Завидев меня, Сталин попросил доложить о положении на флотах. Выслушав, удовлетворенно кивнул: хорошо».

Помните, как Никита Сергеевич Хрущев с трибуны съезда язвительно укорял Сталина за любовь к глобусу? Обратите, внимание, что в двух встречах Кузнецов ведет речь о картах. Значит, Сталин, все же, разбирался в топографии. Иначе бы, зачем, наркому таскать с собой карту? Но, а по поводу Вязьмы, это Николай Герасимович сильно загнул. Чтобы 23-го июня, рассуждать о Вязьме, где события развернутся в середине осени? Я, конечно, уважаю, товарища Сталина за ум. Но, чтобы до такой степени быть прозорливым, чтобы на второй день войны, знать, что будет через три месяца? Ни за что не поверю! Да и Либава еще держалась, а Сталин уже думает, как Таллин удержать?  К тому же, 23-го июня, вроде бы, образована Ставка Главного командования, с Председателем Тимошенко, а он, упомянут, как нарком обороны. Так какого же, спрашивается, Сталин, как рядовой, права качает за старшего, да еще и требует отчета? А если бы он был Главным в Ставке? Страшно, даже, подумать что было бы? Читаем дальше.

« В это время донесли о приближении вражеских самолетов. Все встали и вопросительно посмотрели на Сталина.

— Что ж, придется прервать работу,— сказал он. Все уселись в машины и направились в еще не совсем готовое помещение на станции метро «Кировская». При мне Сталину передавались донесения с командного пункта ПВО. Командующий противовоздушной обороной Москвы генерал-майор М.С.Громадин пережил тяжелые минуты. Он докладывал о всех принятых с его стороны мерах, а самолеты приближались...

Вскоре оказалось, что самолеты — наши. Тревога была ложной. В газетах на следующий день об этой тревоге писалось как об учебной. Работники ПВО Москвы, как мне известно, тяжело переживали ошибку, но по указанию Сталина никто не был привлечен к серьезной ответственности. Ложная тревога принесла свою пользу. Была усилена противовоздушная оборона столицы. 9 июля Государственный Комитет Обороны принял специальное постановление по этому вопросу, на основе которого Ставка более чем втрое увеличила число истребительных авиаполков в 6-м авиакорпусе, прикрывавшем Москву. Значительно был пополнен 1-й корпус ПВО. Почти в три раза увеличилось количество аэростатов заграждения. Поэтому когда немцы 22 июля предприняли массированный (свыше 250 самолетов) налет на советскую столицу, то получили организованный  отпор.

К нашему счастью, данный случай, действительно, имел место при обороне Москвы. Только, вот что смущает. Уж, очень «оперативно» отреагировало руководство ГКО на события произошедшие, как уверяет своего читателя Николай Герасимович, 23-го июня. Прошли, ведь, больше двух недель, когда сподобились выпустить постановление!? Поэтому, видимо, немец и оказался под Москвой при такой нашей нерасторопности.

Советский Военно-Морской флаг на фоне поверженного рейхстага. 1945

Наши мемуаристы из высшего морского командования, видимо, так прониклись содержанием предвоенной песни: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…», что реально воплотили ее в жизнь. Данные мемуары подтверждают сказанное. Кроме того, Кулаков уверял, что он вместе с Октябрьским, якобы, находился в штабе флота, что опровергается самим начальником штаба Елисеевым. Что, сказал бы  известный сатирик М.Жванецкий по поводу мемуаров наших «героев»? – «Тщательнее, надо ребята. Тщательнее». Теперь начинается, своего рода, мероприятие, под названием: «Аттракцион в штабе флота».

«Около 3 часов дежурному сообщили, что посты СНИС (Служба наблюдения и связи) и ВНОС (Воздушное наблюдение, оповещение и связь) слышат шум авиационных моторов. Рыбалко докладывает об этом И.Д.Елисееву.

— Открывать ли огонь по неизвестным самолетам?  Звонит начальник ПВО полковник Жилин.

— Доложите командующему,— отвечает начальник штаба. Рыбалко докладывает комфлоту. И тут у них происходит разговор, который воспроизвожу по записи дежурного».

Отредактировано, насмерть. С трудом можно связать концы с концами. Приношу читателю свои извинения, но в тексте мемуаров Кузнецова пришлось удалить один знак препинания – дефис. Иначе, терялся смысл сказанного. Если есть сомнения, прошу недоверчивых читателей обратиться к оригиналу. Знаковое слово, перед которым мною сделана данная «хирургическая» операция, выделено жирным шрифтом.

Советский Военно-Морской флаг на фоне поверженного рейхстага. 1945

И мы, с вами читатель, теперь тоже знаем, что в той телеграмме из Главного морского штаба, ни слова не было сказано о приведении флота в полную боевую готовность. Так общие рассуждения, типа не поддаваться панике, не более. И что, после этого, Октябрьский или Елисеев, будут, как Головко на Севере, спорить с Москвой? Да ни за что на свете! Тем более что, ни о какой боевой подготовке, там речи не было. Помните, Грищенко приводил Директиву по Балтике подписанную Трибуцем? Так, сотрясение воздуха. Поэтому и здесь, в Севастополе, никакой полной боевой готовности, в ту ночь, на Черноморском флоте, не было. Хотите в этом убедиться?

Сначала своими воспоминаниями поделится с нами бывший в ту пору командиром крейсера «Червона Украина» из состава Черноморского флота, Николай Ефремович Басистый. Он, конечно, будет нас убеждать в обратном, дескать, была сначала повышенная боевая готовность, а когда наступила ночь, так сразу все перешли на полную, но будет делать это так неуклюже, что поневоле засомневаешься в искренности его сообщения.

«Пятеро суток «Червона Украина» то вместе с эскадрой, то вдалеке от нее бороздила Черное море при ярком свете солнца и темными южными ночами. Грохотали залпы ее главного калибра, стреляли зенитные пушки.

Порядком уставшие, невыспавшиеся, 19 июня мы вернулись в Севастополь…».

Ну, адмиралы, практически старались друг друга не подводить, по части написания мемуаров. Примерно, так же как и у Кулакова из предыдущей главы. Пишет, что вернулись в Севастополь с учений за несколько дней до войны. Пусть будет так. Теперь почитаем, дальше, как товарищ Басистый  «уверенно» вспоминал про войну.

Советский Военно-Морской флаг на фоне поверженного рейхстага. 1945

Начинаем публиковать любезно присланную автором - историком и писателем Владимиром Мещеряковым новую (06.2012 г.), во многом расширенную и доработанную редакцию его знаменитого исторического расследования - «Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины».

Глава 37. О флотах, адмиралах и их делах. Часть 2

Но ближе к нашей теме о предательстве и подставе врагу. Каким же образом военное руководство, не только сорвало боевую готовность Балтийского флота, но и позволило противнику беспрепятственно устанавливать морские мины 21 июня (и даже чуть раньше), западнее Таллиннского меридиана. Вдобавок, в середине лета, пользуясь прямым попустительством нашего командования, не организовавшим элементарную морскую разведку, немцы установили целое минное поле «Юминда» на середине прямой, между Таллинном и Кронштадтом. И это в водах, подконтрольных Балтфлоту?!

Недаром, контр-адмирал Ю.Ф.Ралль, участник еще русско-японской войны 1904-1905 годов, командир арьергардной группы военных кораблей в данном, Таллиннском переходе, назвал эту трагедию «Второй Цусимой».

Хочу немного развеять грустные мысли читателя. Хотите улыбнуться?

На десерт несколько сообщений Советского Информбюро о событиях на Балтике того времени.

До Таллиннского перехода.

Н. Г. Кузнецов в погонах адмирала флота (4 звезды). 1944 год

Но продолжаем читать воспоминания подводника Грищенко.

«Но уже через минуту-две штурман Петров доложил с мостика:

- В гавани над подводными лодками на высоте пятьсот – шестьсот метров пролетели три самолета-бомбардировщика с черными крестами и фашистской свастикой.

Даю команду – «воздушная тревога». Готовим к бою зенитное орудие. Но никто из командиров подводных лодок, памятуя указание комфлота – «Огонь не открывать», не решается взять на себя смелость и нарушить его. Между тем самолеты третий пролетают над нами. Где-то в стороне не то взрывы бомб, не то стрельба из орудий».

Хороша, однако, полная боевая готовность – «Огонь не открывать!». Петра Денисовича, тоже, заставляют врать по-маленькому. Но его читать, надо по-умному. Не будет же он писать, что стояли и глазели, не зная, что делать, когда немец прилетел? Ну, скрылись по отсекам. Не станешь же объявлять стоя у пирса: «Срочное погружение!» Пишет, что открыли огонь из зенитного орудия. Точнее, это была полуавтоматическая пушка (21-К) - 45 мм, крайне, не эффективная по своему предназначению. Попадание в быстро летящий самолет противника одним снарядом было весьма проблематичным, а дистанционные взрыватели на снарядах отсутствовали. Вот такую боевую технику заказывал наркомат обороны, в том числе и наркомат ВМФ. Адмиралам же, не стрелять из пушки, ни при каких обстоятельствах. Дистанционные взрыватели натолкнули меня на одну очень интересную историю, которую приведу ниже, по окончанию воспоминаний подводника П.Д.Грищенко.